|
В семье иногороднего Петра Додона (не путать с царём Додоном из сказки А.С.Пушкина) родился еще один сын. Первый - Григорий, был больше похож на мать, что заметно огорчало отца. Такой же цикавый, курносый, в рябушинках. Нет-нет, да и проскользнет в разговоре обида: "Ну, совсим як маты..." А так хотелось, чтобы похож был на батька.
И вот судьба подарила второго сына. Глянул Петро на него и прослезился от счастья.
- И нис як у мэнэ, и уши лопати... И всэ остальнэ при нём, - делился он своими впечатлениями с соседями.
Однако радость постепенно меркла. Прошла неделя, другая. Пора бы уже и покрестить сына, дать ему имя, да вот загвоздка...
Церковь в станице считалась казачьей. И крестили в ней детей казаков по всем правилам. А вот детей иногородних - не казаков - с какой-то неохотой. Дескать, что возьмешь с иногороднего. Коня у него нет, земли тоже нет. Кто батрачит - работает на хозяина - богатого казака, кто чинит галоши... Петро шил шапки. Не казак, и всё!
А тут еще казус вышел.
Хорошо отметил Петро появление на свет второго сына. С друзьями, в шинке. Все честь по чести. Да вот сам себя, выходит, подвел. Спел, уже идя до хаты, на радостях, песню, а в ней такие слова:
Ось и всэ, ось и всэ,
Сыдор паску нэсэ,
Сыдорыха порося –
Опо-ро-сы-ло-ся...
Последнее слово он пропел-протянул так душевно, так тепло и голосисто, что от приятного блаженства на глазах выступили слезы. За себя, за сына... Вот только собаки в округе ничего не поняли. Облаяли почему-то.
И не думал в тот миг Петро, не гадал, что в миру отца Евлампия звали Сидором...
Прослышал про песню дьячок. Он-то и доложил об этом отцу Евлампию. Обиделся батюшка. Ох, как обиделся! Но переборол себя. Обижаться на сирых ему не пристало - ведь назавтра крестный день. Принесут в церковь младенцев крестить. Принесет своего сына и Григорий...
И вот этот долгожданный день настал. По очереди отец Евлампий окунал ножки младенцев в святую воду, и, читая молитву, поливал их головки из ковшика. Дьячок, то и дело, заглядывая в святцы, сообщал имя, которое приходилось на этот день. Им и называли рабу или раба Божьего.
Дошел черед и до Петра. С замиранием сердца смотрел он, как отец Евлампий взял в руки его сына, окунул ножками в воду, полил головку и, подняв младенца над головой (дьячок в это время сообщил очередное имя), громко, провозгласил:
-Грыгорий!
И тут случилось невероятное... Голос Петра задрожал:
- Батюшка, так у мэнэ ж брат Грыгорий, первый сын Грыгорий, сосид Грыгорий... Та скилько ж можно?
От неожиданности отец Евлампий вздрогнул, да так и застыл с поднятым для общего обозрения плачущим младенцем. Грозен был его взгляд. Такого неуважения к себе он никак не ожидал. Перечит иногородний!..
В это время дьячок шепнул батюшке что-то на ухо и показал на страницу в святцах.
- Хай тоди бу-дэ Иуда!.. - громогласно нараспев провозгласил отец Евлампий.
Словно осознавая случившееся, нареченный таким странным именем малыш перестал плакать. В его детских глазах были страх и удивление. Еще секунда и он, обиженно поджав губы, закатился в истерике.
Среди прихожан послышался ропот. "Та хиба ж так можно... Цэж на всю жизнь..."
Заплакала, заголосила мать, крякнул от безысходности отец. Вздыхали сочувствующие казаки.
…Сын подрастал.
- Юда, ах, ты ж мий Юдушка, - часто вздыхала мать, поглаживая по головке своего вихрастого сына.
...С тех давних пор прошло более ста лет. Юда Петрович Додон прожил долгую жизнь. Воевал в Гражданскую, в Великую Отечественную войну дошел чуть ли не до Берлина. Похоронен в конце шестидесятых у себя на Родине - в станице Ахтырской. До недавнего времени на потемневшем кресте можно было прочесть "Ю.П.Додон".
Павел БАЛАТЮКОВ.
|
Версия для печати
