Мне было 7 лет, когда лавина боевых действий докатилась до города Майкопа. Наша многодетная семья, где было 5 детей, жила в ту пору в посёлке Краснооктябрьском Майкопского района (раньше говорили: "На Курджипсе"). Отец, Никитин Фёдор Васильевич, ушёл на фронт с первых дней войны, а мать, Прасковья Мироновна, работала дояркой в Майкопском леспромхозе. Леспромхоз перед войной имел подсобное хозяйство и содержал коров и свиней. Помню сильные взрывы, звуки от которых доносились до нашего посёлка. Это наши солдаты, отступая, взрывали в г.Майкопе заводы и другие важные объекты, чтобы они не достались врагу. Вскоре я увидел отступающих наших солдат. Это были разрозненные группы плохо вооруженных людей. Я не видел у них ни танков, ни машин, ни какой-либо другой техники. У некоторых на плечах были винтовки, а у большинства только скатки (скатанная шинель), да противогазы. Перед тем, как немцы захватили наш посёлок, произошёл трагический случай. Услышав страшный рёв моторов, я взглянул на небо и увидел, как низко над землей летел наш "кукурузник" в сторону Майкопа, а за ним, зайдя ему в хвост, несся немецкий истребитель. Разинув рты, смотрели мы на самолеты. Немецкий лётчик выпустил пулемётную очередь в наш беззащитный и тихоходный самолёт и тот, задымив и загоревшись, стал быстро терять высоту. Немецкий лётчик направил свой самолёт свечкой вверх и тут же исчез из вида. А из падающего "кукурузника" стали выпрыгивать люди без парашютов. Они все, конечно, разбились, а самолёт врезался в гору и взорвался. Перед оккупацией посёлка наша семья вместе с соседями вырыла что-то вроде простейшего блиндажа, где мы, 8 детей и трое взрослых, могли прятаться от пуль, осколков и от самих немцев.. Вход в блиндаж закрыли пуховой периной, так как нам подсказали, что пули не пробивают перину. Шум боя затих, и мы услышали тяжелые шаги немецких солдат. Мама прижала нас к груди, всхлипывая от страха, шептала молитву "Отче наш". Немецкий солдат, открыв вход в блиндаж, наставил на нас пистолет и спросил: "Пан есть?". – Пана нет, - ответила мать и немец удалился. Стало тихо и мы стали выглядывать на улицу, чтоб узнать, что делается там, наверху. Метров в 80 от нашего укрытия стояла немецкая санитарная машина – будка с красным крестом на боку. Рядом с машиной стоял станковый пулемёт, а возле него – немецкий пулемётчик, обвешанный пулемётными лентами. Здесь и там хозяйничали немецкие солдаты. Они требовали у жителей "яйко, млеко". Один немец, получив из рук моей матери яйцо, разбил его ножом и быстро высосал содержимое. Другой немец, увидев кур, бросил им под ноги свою саблю. Курица упала с перебитыми ногами. Немец поднял её, стал что-то требовать от мамы на своём языке. Мать спрашивала его: – Ощипать? Сварить? Сжарить? Но он снова и снова что-то требовал от неё, рассердившись не на шутку. Ему это, видимо, надоело и он вытащил пистолет. Но тут выскочил другой немец из дома, ударил его ногой. На этом инцидент закончился. Первый немец поднял с земли курицу и удалился, сильно ругаясь. А в небе летели в сторону наших отступавших войск немецкие самолёты-бомбардировщики. Их сразу можно было распознать. У русских самолётов звук моторов ровный, высокий, монотонный, а у немецких – какой-то прерывистый, рокочущий, грубый, тяжелый! Спустя некоторое время в той стороне, куда отступили наши солдаты, раздался свистящий вой мины, которая попала в немецкий бронетранспортер и разнесла его. Несколько немецких солдат было убито и ранено, а вокруг разбитого бронетранспортера разлетелись стаканчики с клубничным вареньем и кусочки сахара-рафинада. Видимо, немцы возили в машинах запасы сладенького. Когда всё улеглось, мой старший брат Виктор насобирал там полведра сахара и варенья. По шоссе Майкоп–Апшеронск пошли огромные танки с солдатами и собаками-овчарками на броне; за ними тупорылые большие грузовики и подводы, накрытые брезентом. Подводы тащили лошади-тяжеловозы. Таких мощных битюгов я никогда не видел. Я смотрел на эту силищу и не верилось, что её можно остановить. …Прошло время и фашисты стали отступать. Немцы бежали в сторону Майкопа. У них уже не было ни танков, ни машин, ни лошадей, и сами они выглядели поникшими и жалкими. Немцев, рвавшихся к городу Туапсе, к морю, разгромили в окрестностях горы Индюк. Вся их техника была уничтожена в горах, на перевале, и они стали отступать. В панике бросали своё имущество, чемоданы, неисправную технику. Помню последнего фашиста. Он быстро заскочил в нашу квартиру с требованием: – Мамка, вассер! Мать, уже зная их некоторые слова, поняла и дала воды. Он прошёл в другую комнату и стал подмываться. В это время я был в соседней комнате и увидел в прихожей висящую немецкую форму с портупеей и кинжалом. Заинтересовавшись, я вытащил из ножен кинжал: он был в крови. С испугу я воткнул кинжал на место. Видимо, немец прирезал кого-то и от страха наложил в штаны. Подмывшись, немец быстро оделся и побежал. В это время мост через речку Курджипс немцы успели взорвать и беглецу пришлось прыжками перебираться на другой берег, погружаясь по колено в холодную воду. Взорванный немцами мост долгое время лежал в воде. Это был великолепный, арочный, металлический мост, весь на мощных заклепках, построенный, говорят, ещё во времена Екатерины Второй. С тех пор прошло 68 лет, но в моей памяти свежи картины того военного лихолетья… Александр Федорович НИКИТИН. г.Краснодар.
|